Десять писем. Часть II. Письмо седьмое

Бернвиль, 19 апреля, 1959г.
Дорогая Кэт!
До сих пор меня приводит в трепет твое письмо. Неужели возможно такое извращение. Правда, из рассказов Элли я знаю об этом, но до сих пор я не принимала это близко к сердцу. Все это было где-то там, с кем-то, и как говорит Элли лишь теоретически я себе это представляла. А здесь ты! Даже не вериться, хотя очень и очень интересно!
Ничего не говоря о твоем письме, само собой разумеется, я расспрашивала Элли об этом, так, вообще. Она сказала, что да, есть девушки, которые испытывают при этом наслаждение и боль, а другие никакой боли только наслаждение. А есть и такие, которые только этим путем и достигают оргазма. Но такие девушки встречаются редко. Сама Элли в полной мере к нему ни какой особой симпатии не имеет. Вот все, что я узнала от нее.
Я тоже такой наклонности у себя не замечала. Да мне и в голову никогда не приходило, чтобы Боб или Дик или еще кто-нибудь брал меня в задницу! Стыд какой! Правда, это очень, как бы выразиться, пикантно, что ли, конечно в этом есть что-то. Какая-то острота. Но мне кажется, что я не испытывала бы наслаждение при этом. Даже не знаю. . . Но, во всяком случае, очень удивилась, узнав, что ты с Джоном делала и делаешь это. . . и при этом с "терпким наслаждением", как ты пишешь. Как это?
Милая Кэт, я прямо не знаю, что и сказать. . . Но ты пиши. И как всегда с деталями. Как ты лежала при этом. На спине, на животе или на боку. Или еще как. Пиши ничего не опуская.
Все может быть и со мной, как и кто может знать. . . Вот Дик, например, любит лизать до безумия мои голые ягодицы, засунув руки в мои трусики. Может это тоже прелюдия. К тому же что и у тебя. . . Помнишь, ты мне говорила, что Джон любил возиться с твоими ягодицами уже на второй день знакомства с тобой. Теперь я буду внимательнее присматриваться к ласкам Дика, да и у Боба, когда он приедет.
Кстати, Боб обещал скоро навестить меня, спрашивал, не передумала ли я стать его женой. Он ведет переговоры с моими родителями о свадьбе. Скорей бы уж!
Дик меня уже упрашивал. . . Понимаешь. Но конечно не так, как тебя Джон. . . Уже два раза я ему сделала пальцы мокрыми. . . Один раз стоя под деревом, а другой раз прямо у нас в коридоре, в одном его темном углу. . . И кажется было слаже чем у Элли. . .
Представь себе, Дик совсем мальчик, но если бы ты знала, какой он страстный и развитый в этом отношении! Прямо удивительно! И какой-то очень нежный! И настойчивый! Прямо до упрямства. И он очень много знает и понимает. Правда, об этом мы с ним никогда не разговариваем, а всегда возимся молча.
Первый раз, когда мы с ним стояли в моем укромном уголке в саду, он долго целовал меня и, крепко удерживая мою руку своей, водил мою руку спереди своих брюк. . . Понимаешь. Я прямо не знала, . . .

что делать. . . Я отдергивала, конечно, свою руку, но он такой настойчивый! Такой упрямый! И кажется сильней меня. В конце концов, я сделала вид, что я совсем забыла о своей руке и занялась его губами. . . Но. . . Но, как бы тебе Кэт, это рассказать. . . Не отрывая своих губ от моих, Дик взял мою руку за запястье и медленно начал водить возле своего живота. . . И вдруг!. . Я почувствовала рукой, что он у него совсем голый! Он уже успел вытащить его из своих брюк! Но руку я уже не отдернула, хотя и не делала ею никаких движений. Он сам водил мою безвольную руку вокруг своего. . .
В это время я уже была совершенно мокрая там и почти не отталкивала Дика, когда он, прижал меня спиной к дереву и понемногу приподняв мне платье, принялся делать движения такие, как при совокуплении. Понимаешь. Я стояла, раздвинув ноги и даже слегка выдвинув свой живот. Конечно, через свои тонкие трусики, я очень хорошо чувствовала его член. Было очень хорошо, но я не кончила. А он, да. . . Мне на ногу. А уже после этого я дала ему залезть рукой мне в трусики и почти сразу кончила ему в руку. . . Не знаю, но может быть у меня с ним произойдет что-нибудь большее. . .
Об этом я еще напишу тебе. Элли знает о наших с Диком приятельских отношениях, (но конечно, ничего о половых) и одобряет их.
Вот пока все. Пиши и ты все.
Посылаю тебе записки того же Анри Ландаля, которые я уже почти все не отрываясь прочитала и переписала для тебя. Потрясающе интересно! Напиши свои впечатления!
Твоя Мэг. ПЕСНЯ СКЕЛЕТА.
(Записки Анри Ландаля). Злой рок? Роковая судьба? Моя ошибка? Случайность?. . . Не знаю. Надо разобраться. Запишу и продумаю все по порядку.
Итак, в чем же суть?
Песня скелета!
Да, где-то в ней заключена вся трагедия! Но все по порядку. . .
Итак, после драмы в таинственном особняке в Марселе прошло уже больше месяца. И почти две недели, как я в Токио, куда вели и влекли меня нити моего дела. Время это, как будто не прошло даром и мне удалось кое-что нащупать. Да, безусловно, нити вели в эту "контору". Если бы розыски пришлось начинать сызнова, я все равно не миновал этой подозрительной, и не менее таинственной, чем особняк в Марселе, "конторы". На одной из тихих улиц Токио, неподалеку от центра, стоит на вид ничем не привлекательный, четырехэтажный дом европейского типа постройки. Надписи на японском и английском языках гласят, что здесь помещается "Контора по вербовке рабочих в страны Южной Америки". Иногда около дома и в самом доме царит необыкновенное оживление - подъезжают автомобили, рикши, толпятся группы мужчин и женщин, многочисленные носильщики и курьеры снуют взад и вперед. Иногда же дом как бы вымирает и по целым неделям, как утверждают, никто не тревожит солидного, огромного роста швейцара - японца с вежливой улыбкой объясняющего, что "контора" временно не работает.
- Тяжелые времена, - вздыхает он, - никто не хочет ехать за океан.
Владельца "конторы" никто и никогда не видел. Среди же населения проскальзывали не совсем . . .

приятные слухи. Говорили, что немало людей исчезало в этом доме, так никуда и не приехав после вербовки. Многие политические руководители, лидеры прогрессивных направлений и течений приглашались в "контору", а затем бесследно исчезали. Особенно настойчивым в их розысках показывали договоры, скрепленные их подписями, с указанием даже названия какой-либо Южно-Американской страны, но и только. Люди же исчезали бесследно. Полиция пыталась было сунуть туда нос, но кроме нескольких служащих, в прошлом уголовников и бандитов, ничего подозрительного не нашла. А потом чья-то влиятельная рука отбила всякую охоту полиции за этим домом и последняя, казалось, утратила всякий интерес к нему. Но кое-кто все-таки интересовался этой "конторой". И первым среди них, по-видимому, был я. Но действовал я как будто весьма осторожно. Путем всевозможных ухищрений мне удалось установить контакт с одним из служащих "регистратуры" этой "конторы".
И вот 13 апреля. . . 13-го?. . . Безусловно совпадение! И ничего больше!
В тот вечер, 13 апреля, должна была состоятся моя встреча с этим служащим таинственной "конторы" в одном из предложенных им кафе. Последнее, на мой взгляд, ничем не отличалось от десятков подобных заведений, привлекавших посетителей небольшим оркестром, дивертисментом, набором пошлых эстрадных номеров и обязательно стриптизом.
Вдвоем со своей спутницей мы заняли расположенный недалеко от эстрады . . .
столик, полускрытый деревянными панно с вырезанными на нем драконами и удобно свисавшей портьерой.
Не без удовольствия подметил я восхищенные взгляды мужчин, с интересом рассматривавших мою спутницу при нашем проходе через зал и пытавшихся бросить на нее довольно откровенные и оценивающие взгляды и тогда, когда мы уселись за столик
На ней было ярко-красное платье с глубоким вырезом на груди. Платье едва-едва прикрывало соски ее маленьких, но упругих, изящных грудок. Черную меховую накидку она небрежно набросила на спинку соседнего стула.
К нам подбежал маленький юркий японец в белоснежном полотняном костюме и с угодливой улыбкой стал выжидать. Посоветовавшись со мной моя спутница заказала коктейль и фрукты. Услыхав от моей "европеянки" чистейшую японскую речь, японец склонился чуть ли не до земли и мгновенно исчез.
Кажется, в эту минуту я заметил легкое колебание портьеры, отделявшей наш столик от центральной части зала. Мне даже показалось, что кто-то подошел к ней с той стороны. Особого внимания, однако, я на это не обратил. Моя ошибка? Может быть. . .
Между мной и моей спутницей. . . Даже здесь, в своих абсолютно секретных записках я не буду называть ее имени. Все может быть! Да и вообще записки. . . Нет! Без них мне не обойтись! Так, между нами вновь завязался оживленный разговор, изредка прерываемый приходом официанта-японца. Она вновь выразила сомнение в приходе "его" на свидание со мной. Я успокоил ее, сказав, что помимо уже известных ей компроментирующих "его" материалов я успел добыть еще новые, касающиеся уголовных дел "этого типа". Высказав опасения о возможности какой-либо западни под видом свидания, она спросила имя "этого типа". Я сказал, но тот час вспомнил свое недавнее сомнение, и новь твердо спросил ее, знает ли она "его". И вновь она стала отрицать. И я верил и не верил ей. И от своего же бессилия разгадать ее, зверел. . . .

Когда она сказала, что нашу связь можно если не разорвать, то "разрезать", я не выдержал и, совсем не помня себя и не понимая ее слов, залепил ей пощечину и обругал ее. А через пол минуты я был, как обычно, вознагражден страстным поцелуем. В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинку коктейль, принялись наблюдать за сценой. В этом месте Хаяси прервал чтение письма и взглянул на машинистку.
- Амина, подайте мне папку "Серия Е", "24-В".
Через минуту секретарь вернулась из соседней комнаты и передала шефу синюю папку с указанным грифом.
- В этом седьмом письме произведите некоторую замену.
- Слушаю.
Запись этой беседы в письме замените записью этой же беседы Мацурами. Она, вне всякого сомнения, и полнее и точнее, подлинник оставим, разумеется без изменения, а копия мне нужна поточнее и пояснее.
- Слушаю.
- Сейчас я вам их передам. . . Вот только еще раз просмотрю сам.
Хаяси открыл нужную папку, нашел нужную страницу из донесения агента и принялся читать. Записки Мацурами.
Ришар Что-то тихо говорит Вамп. Вамп передает заказ Химота. Он уходит.
В. - Ты думаешь, что он придет?
Р. - Безусловно! Ну, кто же откажется от такой кучи денег?
В. - А если это ловушка и там заплатят больше?
Р. - Не волнуйся дорогая. У меня есть еще один козырь.
В. - Какой?
Р. - Небольшое ограбление и парочка-другая убийств, произведенных этим типом. Его ищет вся полиция Японии.
В. - У тебя есть данные?
Р. - Самые полные и со всеми подробностями. За эти бумажки он будет наш со всеми своими потрохами (хлопает себя по карману). - Ну, а если я почувствую ловушку. . . (он сжал пальцы в кулаки)
В. - Успокойся, милый. Я думаю, что все будет хорошо. А как тебе удалось добыть эти сведения? Это было очень трудно?
Р. - Да,. . пришлось поработать. Ну, и помогли. Не даром же наши люди киснут в этой дыре десятки лет!
В. - Однако, ваша контора на высоте. . . А как зовут этого типа?
Р. - Касамура. Но я имею сведения, что его зовут. . . Хаяси ( Р. наклоняется к лицу В. ) - Ты его знаешь?(В. молчит и наклоняет голову) - Ну?(Р. хватает ее за плечи)
В. - Ты мне делаешь больно.
Р. - Ладно, потом поговорим. . . (Он отпустил ее, а потом вдруг ударил кулаком по столу) - Ты мне ответишь на мой вопрос или нет? Дрянь! Учти, тебе прийдется с ним разговаривать и если ты что-нибудь схитришь. . . Это тебе не Марсель!
В. - Я не знаю того, о ком ты говоришь. . . А если ты мне не доверяешь, то зачем втянул в это дело? Зачем ты меня таскаешь с собой? И разве я плохо на тебя работаю? Ты обращаешься со мной как с проституткой, а утверждаешь, что любишь меня. Ты холодное и расчетливое животное, а я из-за тебя между двух огней. Немцы мне не простят измены, а ты заставляешь меня идти навстречу всяким опасностям. А теперь японцы. . . Только их мне не хватало. Ты взвалил на меня непосильную ношу.
Р. - Ничего. Вы женщины, выносливые. . . кобылы.
В. - Послушай. . .
Р. - Ладно, не будем . . .

ссориться. Ведь мы нужны друг другу и черт связал нас крепкой веревочкой. Ее трудно разорвать. . .
В. - Зато ее можно разрезать. . . (Р. вновь ударил кулаком по столу).
Р. - Ты знаешь, что в любую минуту можешь умереть?
В. - Ну и что? Я этого боюсь меньше всего. Этим меня не запугаешь! Ты уже пытался раз это сделать. (Она смеется ему в лицо).
Р. - Дрянь! (Р. сильно ударил ее по лицу). - Гадина! Эти твои штучки не доведут до добра! (Он опять схватил стул и сел). - Ладно, здесь не место. Мы еще с тобой поговорим! (В. улыбнулась, пододвинулась к Р., подставила ему другую щеку, но сразу обхватила его шею и впилась в его губы поцелуем. Через минуту Р. отталкивает ее). - Сумашедшая, нашла место! Нет, ты определенно взбесилась! (Р. Погладил ее по груди). - Ты определенно играешь с огнем! Но знай. . . (Дальше не слышно, играет музыка). * * * Хаяси изъял из папки эту просмотренную им только что запись и положил ее на прочитанные листки письма.
- Да, так. - сказал он. - В копии замените беседу этой записью. Она точна, а именно это мне и понадобится. Дальше. По возможности замените и сохраните стиль записок Ришара. Выкиньте букву "Р", то есть Ришар, а Вамп замените подлинным ее именем. . . Впрочем, нет! Оно известно только мне. Хот я. . . Теперь возможно. . . Нет, оставьте стиль Жерара Ришара - "она".
- Слушаю, - сказала машинистка.
- Хорошо, посмотрим дальше.
Хаяси вновь углубился в чтение записок Анри Ландаля. * * * Песня скелета. . . . В это время началось ревю и мы, посасывая через соломинки коктейль, принялись наблюдать за сценой.
- Смотри - воскликнула она.
Занавес маленькой эстрады . . .
раздвинулся. На сцене, декорировенной под джунгли, играл небольшой негритянский оркестр. Негры старались изо всех сил извлечь из своих инструментов самые громкие и пронзительные звуки. Они были совершенно голые, не считая колец браслетов, разных побрякушек на руках, ногах и узкой, свободно свисавшей повязки на бедрах, которая при малейшем движении действительно открывала их огромные половые члены. Публика восторженно захлопала, засвистала. Послышался женский свист и визг. Оркестранты все убыстряли темп и вот на эстраду вырвались три молоденькие негритянки, потом девочки, совершенно голые, и закружились в бешенном танце. Публика неистовала. От свиста, криков, хлопков, казалось, обрушится потолок. А гибкие фигурки танцовщиц мелькали на сцене, выбивая босыми ногами бешенную чечетку. И вдруг оркестр смолк. Свет потух и только два мощных прожектора образовали на сцене сверкающий круг. Негритянок уже не было. Мысли моей спутницы, между тем, приняли весьма чувствительный оттенок и она, вплотную подвинувшись ко мне и незаметно поглаживая под столом мой половой орган, принялась рассказывать о связях своих подруг и знакомых из общества с неграми и даже высказывала совершенно откровенно свое желание удовлетворить похоть с одним из них, да еще в моем присутствии! Кое-что в ее болтовне было интересно и волнующе, но ее мысль о любви втроем, да еще с негром, мне совершенно не импонировала. Она была возбуждена, нервно мяла под столом мой полунапряженный член и готова была отдаться мне . . .

тут же и в любой позе. Однако к этому я не был расположен. . . * * * Хаяси вновь прервал чтение письма, порылся в папке с донесениями агента Мацурами и, вынув несколько листков, принялся их просматривать. * * * Записки Мацурами. В. - Знаешь у них половые органы очень велики. . .
Р. - Откуда ты знаешь?
В. - Моя подруга рассказывала. . . Да вот сам погляди! Второй справа. Видишь? Какой изогнутый, длинный. . . А когда встанет. . . А? Представляешь? Этих негров можно иметь за деньги. После окончания ревю женщины берут их нарасхват. А вот, попозже, ночью, когда здесь останется изысканная публика будут специально продавать билеты на их коронный номер.
Р. - Что за номер?
В. - О, это потрясающе! Они будут исполнять танец живота. Шесть мужчин и три женщины. А потом они совокупляются прямо на сцене. Но так как женщин вдвое меньше чем мужчин, то негры дерутся за обладание ими и дерутся самым настоящим образом, до крови, до увечий, до полной потери возможности сопротивляться победителям. О, ты бы видел!. . .
Р. - Интересно. . .
В. - Подружка рассказывала, что она под негром два, а то и три раза кончила. . . А с мужем никогда не было больше одного раза. . .
Р. - Не понимаю. . .
В. - Погоди! А Мэри. . . Помнишь, та что я тебя с ней знакомила позавчера?
Р. - Маленькая, Элегантная такая?
В. - Да, да! Так вот, она с мужем взяли после ревю к себе негра.
Р. - С мужем?
В. - Ну, да. Так вот, она кончила под негром три раза, а потом еще под мужем один раз.
Р. - А муж?
В. - Он стоял и смотрел на них.
Р. - Гм. . .
В. - Говорят, что это очень возбуждает.
Р. - Кого?
В. - И женщину и мужчину. Мэри, например, говорит об особенной двойной сладости при совокуплении с одним под взглядом другого. И ее муж был очень возбужден и тут же при негре взял ее. . .
Р. - Да. . .
В. - Знаешь, что? Давай после свидания с "ним" возьмем того, что сидит вторым справа. . . А? Я побуду с ним, а ты посмотришь. . . А потом. . . ты меня. . . А почему у тебя не стоит?. .
Р. - Я думаю о другом. * * * - В этом месте тоже сделайте заметку, - сказал Хаяси, передавая машинистке просмотренные листки донесения агента Мацурами.
- У него точность магнитофонная! Да и ловкость обезьяны!
Хаяси снова взялся за записки Анри Ландаля по письму Мэг. * * * Песня скелета. . . . Однако к этому я не был расположен. Меня занимала мысль о значительном запоздании "его". Кроме того, я заметил новое легкое покачивание портьеры, как будто кто-то стоял за ней и пошевелился. Я решил понаблюдать за портьерой. . . Но здесь мое внимание привлекла сцена. И даже моя спутница заинтересовалась необычностью постановки, оставила меня в покое и, не отрываясь смотрела на сцену. Музыка играла что-то тянущее и очень волнующее. И вдруг на сцене в центре круга, образованного прожекторами, возникла фигура, фигура необыкновенно худой, черной и совершенно обнаженной женщины. Ее тело было разрисовано под кости скелета и производило жуткое впечатление. Казалось, скелет, стоит на сцене, подрагивая в такт музыке. Внезапно фигура заговорила. . . .

Ее низкий и хрипловатый речитатив, усиленный микрофоном, проникал в мозг так, что захватывало дыхание и какими-то спазмами сжимали горло. . . В зале была мертвая тишина и только голос: невероятный, проникающий в каждую клетку, наполнял все вокруг. Она пела, если это можно назвать песней, о Хиросиме:
Сожженый ветер.
Миллионы трупов
Развеет пеплом
По всей вселенной. . .
Пока не поздно
Молитесь люди
И гордо ждите
Мгновнья смерти. . .
От слов и исполнения веяло ужасом. Прожектора померкли, и тело артистки засветилось мертвенными отблесками. Одинокий женский крик слегка заглушил начало новых строк:
От звездной вспышки
Планеты рухнут
И пламя ада
Сойдет на землю
Лишь холод смерти
Остудит душу!
Пока не поздно
Молитесь, люди. . .
Женщина извивалась в такт музыке и словам. . . и вдруг рухнула на пол безжизненной грудой костей. . . Вот и все, что я помню. В этот момент я чувствовал какое-то смутное беспокойство, щемящую сердце тревогу. . . Как в тумане всплывает у меня в памяти тот момент, когда кости скелета рушились. . . Да, именно тогда своим боковым зрением я, как будто, заметил плавное движение портьеры и какую-то тень. . . А может быть мне все это почудилось? Однако я сделал в тот миг какое-то сильное, инстинктивное движение в сторону и тотчас ощутил невиданный, режущий толчок в спину, странный такой толчок. . . И будто еще сверкнул яркий луч и тот час погас. Наступила ночь. . . Да, ничего больше моя память не сохранила. * * * Хаяси слегка постукивая пальцами по этим, прочитанным до конца запискам Анри Ландаля, что-то обдумывал.
- Амина, не припомните ли вы, в какой серии находится перехваченное нами донесение Августа Крюге? Кличка, помнится, "Желтый".
- . . .
Серия "А".
- Найдите, пожалуйста.
Спустя пару минут Хаяси, перелистав несколько страниц в принесенных Аминой донесениях "Желтого" и найдя нужное место, принялся тщательно его просматривать. Донесения Крюге/Желтого. . . . 13 апреля . . .
. . . Моя парочка прекратила болтовню и уставилась на сцену.
Японец за портьерой продолжает следить за моей парой и что-то записывает.
Феерия со скелетом на сцене, видимо, идет к концу. Очень плохо видно. Подойду к своему объекту поближе. В зале стало почти темно. Я остановился у намеченной мной колонны, как раз позади японца, почти сливавшегося с тенью портьеры. На секунду моим вниманием овладела сцена падения скелета на эстраде, но вспыхнул свет, зал взорвался от крика, топота ног, свиста, падения чего-то. . . Японец, стоявший за портьерой, исчез. В тот момент, когда вспыхнул свет, я заметил в четырех-пяти шагах справа от моей пары - француза и француженки - юркую фигуру худенького, низенького японца. Фигура потянулась к колоннам и тот час же исчезла за ними. Почувствовав что-то неладное, я сделал быстро два шага вправо, что бы видеть свою пару, скрытую от меня портьерой и сразу не понял что произошло. . . Но кто? Тот ли, кто подслушивал или тот маленький, юркий?. . . Мне кажется, что последний, но. . . За портьерой бледная француженка тормошила своего спутника:
- Анри! Анри! Что с тобой?. .
Француз же сидел, низко опустив голову на грудь. Его руки безжизненно свисали вдоль туловища. Вдруг, женщина заметила, наконец, костяную рукоятку ножа, торчавшую чуть выше стула в согнутой спине француза. Она широко открыла глаза, чуть дотронулась до рукоятки ножа и рывком вскочила с места. . .
- Ах, так!. . . . .

- ее глаза метнули молнии, и в руке блеснул револьвер.
Из-за колонны к ней подходил худощавый, коренастый японец. К счастью, он, кажется, не обратил внимания на меня. С безразличным видом я глядел на сцену, хотя, занавес уже давно опустился над ней. . .
- Ловко! За что же вы его так, мадмуазель? Японец тихо и зловеще засмеялся. Француженка моментально обернулась к нему, сжав в руке револьвер.
- Спокойно, милая! Японец насмешливо улыбнулся, показывая свои лошадиные зубы.
- Сначала нож, потом пистолет. Не много ли будет? Тебя казнят из-за одного этого! Японец кивнул на убитого.
- Хаяси!! - с ужасом воскликнула француженка. При этом имени я вперил свой взгляд в лицо японца, стараясь запечатлеть его в своей памяти.
- Ты ошибаешья, крошка! - глаза японца стали узкими щелками. - Меня зовут Касамура! Запомни это!
Он секунду помолчал и затем процедил сквозь зубы:
- Секс-Вамп, теперь ты не откупишься! Все моя красавица, мадмуазель. Твоя прекрасная песня любви больше не будет услаждать слух французских шпионов! И я здесь, как видишь, ни при чем. . . - он гадко улыбнулся, - А ты. . .
- Вот смотри! - закончил Хаяси.
Он кивнул на группу полицейских в штатском, торопливо пробиравшихся к ним. Один из них, по-видимому, врач, держал в руке чемоданчик. Француженка быстро повернулась к Хаяси.
- Я погибну, но и ты умрешь, желтый дьявол!
Она направила пистолет в грудь японца, но сильный и ловкий удар по руке вышиб у нее оружие, со звоном полетевшее на пол. Рядом с ней стоял кельнер, зажимая в руке бутылку. Француженка, видимо, поняла, что все кончено. Она как-то ослабела, упала на стул и тут же на ее руках защелкнулись наручники. Врач, хлопотавший возле убитого, поднял голову:
- Он еще жив, дайте шприц!
Его помощник быстро и точно выполнил его приказ, но. . . Очень любопытно! Хаяси, склонившись к врачу, одновременно как-то неловко толкнул его помощника в локоть так, что шприц с ампулой чуть было не вылетел у него из рук.
- Бесполезно! Наповал! - вполголоса сказал Хаяси врачу, безнадежно махнув рукой.
- Отойдите! Прошу вас! - резко перебил его врач, искусно и привычно делая укол в то время, как его помошник мягко, но твердо отстранил Хаяси в сторону.
"Кажется, все ясно, - подумал я, - не забыть бы эту сцену. "
- Жив! Кто-то сказал жив! - слабым голосом воскликнула француженка, ее глаза засветились и она дернулась, порываясь втать.
Рука полицейкого улержала ее.
- Жив! Ага! - она оживилась снова. - Ну так мы еще поборемся! И еще неизвестно кто кого!
Резким движением она поднялась со стула, несмотря на удерживающую руку полицейского, и с такой ненавистью посмотрела на Хаяси-Касамуру, что тот, почувствовав ее взгляд, обернулся, и глаза их встретились. Француженка издевательски улыбнулась ему, скорчила рожу, подняла связанные руки и показала ему "нос", затем язык, но. . . ее нервы не выдержали и она засмеялась, все громче и громче, пока ее смех не перешел в истерический хохот. Вслед за тем она потеряла сознание.
- Бедняжка сошла с ума, - соболезнующе казал кто-то.
Злобно-торжествующий взгляд Хаяси сменился каким-то недовольным, досадливым, когда он вновь посмотрел на . . .

тяжело раненного француза. Вскоре он исчез в тени колон. Публика с любопытством наблюдала, как выносили тяжелое, бесчувственное тело француза, как приводили в чувство женщину, оживленно обменивались мнениями. Тут и там слышались возгласы и восклицания.
- Вот это нализались!
- Да нет! Им стало плохо от последнего номера.
- Ну, да, ей то может быть, а он чего?
- Сеньоры, она его приделала! - воскликнул восторженно какой-то юнец. Я сам видел нож в спине этого типа!
- Наверное, сутенер, - презрительно бросил кто-то.
К восторженному юнцу подошел высокий, солидный мужчина боксерского типа с глубоким шрамом через всю щеку.
- Вы видели нож? - спросил он юнца.
- Да!. . - юнец хотел еще что-то сказать, но тяжелая рука легла ему на плечо.
- А вы видели кто? - стальные глаза в упор смотрели на молодого человека.
- Она. . .
- А может не она?
Рука человека со шрамом впилась в плечо собеседника. Я тот час заинтересовался этой сценой, так как человека со шрамом я уже знал. Следя за ним, можно было надеяться выяснить что ни будь новое.
- Ну! - коротко бросил он.
- Я не знаю. . . юнец тщетно пытался высвободить свое плечо. - А кто вы такой, - перешел он в наступление, - И по какому праву. . .
- Я агент политической полиции. Человек отвернул лацкан своего пиджака, и я знал, что юнец увидел на обратной стороне знак: голубое море и солнце с золотистыми лучами на ярко-красном фоне.
- Позвольте. . . - хмель, видимо, начал выходить из головы юнца. Я-то причем и какое отношение вы. . .
Агент перебил его:
- Как вас зовут?. . . - Боб Джерми.
- Американец?
- Да, но какое. . .
Пользуясь снующей взад и вперед толпой, я кружил незаметно вокруг беседовавших, стараясь не проронить ни одного слова.
- Слушай, сынок, - снова перебил его человек со шрамом, - я тоже американец и делаю здесь большое дело для Америки. Ты можешь помочь нам здорово. Идем со мной, я тебе все объясню.
- Но как я смогу помочь, сэр? - колебался юноша.
- Пойдем и все узнаешь. Мне не хочется прибегать к официальным мерам задержания.
Агент вынул бумажник, вынул из него крупную купюру и бросил ее на стол.
- Здесь будет половина на чай этому болвану, - кивнул головой в сторону пробегавшего кельнера. - Идем Боб! Ты, кажется, отличный парень!
С некоторой нерешительностью Боб пошел за агентом.
Публика в зале успокоилась, все занимали места, неторопливо ожидая следующего номера. Следить за человеком со шрамом, завладевшим Бобом, не имело смысла. Следить за ним на открытой улице, хотя бы и ночью, а тем более в каком-нибудь частном помещении, куда он вел юношу, было сопряжено только с опасностью немедленного разоблачения и без всякой надежды на успех. Я опустился на стул и машинально следил за довольно упитанным японцем - кельнером, обслуживавшим Боба Джерми. Не найдя его за столом кельнер небрежно сунул в карман оставленную купюру и направился, по-видимому на кухню. Однако, по пути туда, он бросил вокруг себя испытующий взгляд и юркнул в туалетную комнату. Внезапно, еще совсем не осознанная мысль заставила меня сорваться с места и устремиться в туалетную . . .

комнату, дверь в которую я тот час открыл рывком. К первому мгновению я успел уже приготовиться и моментально зафиксировал фигуру кельнера, стоявшего у правой стены, на которой в изящно инкрустированном бра горела лампа. Японец стоял спиной к двери и внимательно разглядывал один из углов ассигнации. Почти одновременно со звуком открываемой мной двери, рука японца, смяв бумажку, опустилась в карман и он, приняв безразличный вид, выскользнул из туалетной комнаты, низко склонив голову. Кельнер успел пробыть там три, может быть четыре, но ни в коем случае не пять секунд! Таким образом, мне удалось открыть одного из агентов человека со шрамом. Выйдя из туалетной комнаты, я уселся за столик и долго, но тщетно искал глазами кельнера. Он исчез. * * * Отметив это место в донесении, Хаяси передал его секретарше.
- Амина, сделаем несколько иначе. Мне нужны две копии этих писем, одну точную копию всех десяти и другую - со всеми добавлениями и дополнениями.
- Хорощо.
- Вот этот кусок из донесения этого "желтого немца". . . Какая ирония! Желтый ариец!. . . - Впечатайте этот кусок во вторую, дополненную копию. Вот здесь. После заметок Ришара.
- Хорошо. Ясно. Можно взять? - секретарь кивнула на стопку листков с пометкой "7".
- Нет, здесь еще есть продолжение рассказа француженки. Сейчас просмотрю.
Хаяси зажег сигарету, затянулся и придвинул к себе непросмотренную часть листков с пометкой "7". * * * Милая Кэт!
Вместе с этими записками Анри Ландаля посылаю тебе еще и продолжение рассказа Элли.
Теперь будет что читать тебе, так же как и мне, было что писать.
Ну, а обо всем прочем напишу тебе в следующем письме.
Сейчас запечатаю письмо, отдам Дику и пойду провожать его через сад. Там в нашем укромном уголке мы немного задержимся. . . Вчера я его не видела, ну, и. . . ты же понимаешь. . . Я как-то физически хочу чувствовать его горячие пальцы у себя в трусиках. . . И хочется потрогать у него. А сначала, я немного его подразню! Ох, милая Кэт! У меня там уже мокро. . .
Потом, в следующем письме больше об этом.
Твоя Мэг. Удар кинжала.
(Продолжение рассказа Элли). Как сквозь сон помню какие-то длинные переходы, повороты, лестницы. И, наконец, темное, сырое подземелье. Проскрипела тяжелая, железная, на ржавых петлях дверь и я очутилась в мрачной камере без окон, освещенной тусклой, запыленной лампочкой, подвешенной к потолку и забранной решеткой. Кроме голого, деревянного топчана в камере не было ничего. "Вот и конец" - подумала я. - "И все. . . и все. . . и все. . . " - эти слова стучали у меня в голове как молоток. Что же мне делать: лечь на топчан и наивно ждать конца. Было ясно, что Хаяси живой меня не выпустит и всеми силами попытается узнать содержание записки. Сказать?. . . Нет! Это значит предать отца, Рэда, себя. Что с Рэдом? Хаяси постарается отомстить ему. Убьет? Нет, пожалуй, побоится. Что же делать? Мысли, одна беспорядочней другой, метались у меня в голове. Противная дрожь била меня. "Надо успокоиться и взять себя в руки. Рэд умный. Он что-нибудь придумает. " При мысли о Рэде мне стало легче. "Ничего, как-нибудь обойдется. "
Свалившись от усталости на топчан, . . .

я незаметно уснула.
Сколько я спала не знаю.
Утро или ночь.
Пробуждение было ужасно. Мучила нестерпимая жажда. Во рту пересохло, язык стал деревянным, распух, и заполнил весь рот. В голове бродили обрывки смутных мыслей, но я никак не могла сосредоточиться. С трудом поднимаюсь и делаю насколько движений. Все-таки хоть какое-то движение.
Осматриваю камеру. Голые стены, железная дверь, покрытая толстым слоем ржавчины, неровный пол. . . И тишина, могильная тишина. Мне становится жутко, невыносимо жутко. Лучше что угодно, чем эта страшная картина. Мне вспоминаются заживо замурованные. Где-то я читала об этом.
Хотя бы какой-нибудь звук!
Постучать в дверь?. . Но мои маленькие кулачки не производят никакого шума. Дверь даже не дрожит, как в каменную стену. Пытаюсь кричать, мой голос тут же глохнет в этом каменном гробу. . . Не знаю сколько прошло времени, но мне делается все страшнее и страшнее. Боже мой! Так можно сойти с ума! И эта тусклая лампочка, бросающая мертвенный свет, который, кажется, ощутимо давит на все твое существо. . .
Но что это? Тишину нарушает какой-то звук. . . Сначала еле слышный стон. . . Или у меня галлюцинация слуха? Но нет, стон становится все сильнее и сильнее, громче. Откуда он слышится - непонятно. Как он проникает через эти стены?. . . Но стон все громче и громче. . . И вот дикий нечеловеческий крик проникает в мой мозг, леденит кровь, останавливает дыхание!. . . Что это? Страшный кошмарный сон или жуткая действительность? А крик все продолжается. Невыносимая мука слышится в этом крике. Я сжимаю голову руками, зажимаю уши, но крик пронизывает все мое существо, заставляет вибрировать и натягиваться каждый мой нерв и кажется, я не выдержу и сама закричу от ужаса. . . Шатаясь, добираюсь до топчана и в изнеможении падаю на наго. Но вот я слышу чей-то хриплый стон, какое-то бульканье, будто кто-то давится и все смолкает. Наступает мертвая тишина.
Что же это было? Что за кошмар? Ведь кричал, безусловно, человек. И в то же время, мысль не допускала возможности, что бы человек так страшно кричал. Что с ним делали? Очевидно что-то . . .
страшное. Все мое тело покрылось липким, холодным потом. Меня трясло как в лихорадке. Мысли, одна страшнее другой, проносились у меня в голове. Еще одно такое испытание и я сойду с ума. . . Внезапно, возле двери что-то загрохотало. С протяжным скрипом отворилась дверь и в проеме возникла фигура человека. С ужасом смотрела я как человек вошел в камеру и остановился у порога. Лицо его было закрыто капюшоном, и лишь прорезы для глаз зловеще чернели и вызывали непонятный страх.
- Выходите, - произнес скрипучий голос по-японски.
"Вот и дождалась. . . " - мелькнула у меня мысль.
Поеживаясь и вся дрожа, я вышла в коридор.
Человек в капюшоне прошел вперед, и мы двинулись по слабо освещенному коридору. Шли мы довольно долго и за все время человек не сказал ни слова и ни разу не оглянулся. Коридор кончился и мы стали подниматься по лестнице. Один пролет, другой, третий и снова коридор. Но не успели мы пройти и двух десятков шагов, как оказались в тупике. Кругом были стены, окрашенные в серый цвет. Человек . . .

остановился и повернулся ко мне. Волна страха пробежала по моему телу, вызывая слабость и чувство полной обреченности. Еле держась на ногах, я плотно прижалась к холодной стене, чтобы не упасть. Мой тюремщик пристально взглянул на меня сквозь свой странный капюшон и, подойдя ко мне вплотную, едва различимым шепотом сказал мне что-то. Шепот был так тих, что я не расслышала слов и уже было, открыла рот, чтобы переспросить, но японец быстро зажал мне рукой рот и снова я услышала шепот:
- Иди! И молчи о бумажке. Потребуй свидания с Рэдом. Не бойся! Ты им нужна. Очень нужна и они тебя не убьют. Главное, что бы не было, молчи!. . Встретишь человека с рассеченным подбородком - ему верь.
С жадностью слушала я каждое слово, будившее у меня надежду а он торопливо продолжал шептать мне в ухо:
- Ничего не бойся. Терпи, чтобы не случилось. Криков не бойся - запись на пленку. Понимаешь? Главное, добиться встречи с Рэдом и ни слова о записке. Помни, всюду и везде есть мирные люди. - При последних словах он крепко сжал мне руку. - На! Возьми это и хорошенько спрячь!
У меня в руке оказался маленький, обоюдно острый кинжал. Японец снова зашептал:
- Береги его. Действуй только в крайнем случае. И еще раз помни - мирные люди есть везде.
Он замолчал и торопливо, но тихо отошел к противоположной стене. От изумления я оцепенела и только ощущение кинжала в руке доказывало, что все это правда. Мое сердце забилось быстрее. Значит, не все еще потеряно. Переход от смерти к жизни был так резок, что некоторое время я еще не могла полностью осознать случившегося. Машинально я спрятала кинжал в складки своего кимоно, вся дрожа от волнения. Мой спутник замер, выжидая минуту, когда я успокоюсь и, вслед за тем, сделал мне предостерегающий жест рукой. Внезапно, прямо передо мной часть стены упала в угол, обнаружив скрытую за ней маленькую, железную дверь. Мой спутник нажал какую-то кнопку, глухо задребезжал по ту сторону звонок, послышалось щелканье запоров и дверь отворилась. За дверью стояла такая же мрачная фигура, в капюшоне, скрывавшем лицо.
- Что так долго? - проворчала фигура.
- Она еле жива от страха. Всю дорогу пришлось тянуть за руку.
- Там еще не то будет! - зловеще парировал объяснение моего спутника новый тюремщик.
- Смотрите! Разрыв сердца бывает и от страха!. . А если она. . . - мой спутник многозначительно показал на лоб.
- Знаем! Меньше болтай!
Мой новый тюремщик втолкнул меня в новое помещение, дверь захлопнулась и неопределенный шум и глухое гудение возвестили о том, что опустившаяся часть стены вновь поднялась, плотно закрыв то место, где находилась дверь. Единственный человек, вселивший в меня надежду, оказался по ту сторону. Снова я предоставлена самой себе. Надеяться было больше не на кого. Я осмотрелась. Коридор был светлый и сухой. По полу стелился прорезиненный мат, делавший шаги совсем не слышными. Несколько массивных железных дверей с небольшими за решетчатыми окошечками выходили в коридор. "Очевидно тюрьма", - подумала я и замедлила шаги у одной . . .

из дверей, в которой совсем не видно было окошечка. Мой проводник тот час грубо толкнул меня в плечо.
- Иди, иди! Чего стала? Французская проститутка.
При этих словах меня охватила злоба с такой силой, что мне захотелось воткнуть ему в грудь кинжал. "Убить, а потом открыть все эти железные двери и выпустить заключенных!" - мелькнуло у меня в голове, - "Ну, а если там никого нет? А где ключи? А куда бежать?. . " Искушение убить проводника ослабевало, но все с большей силой ощущала я муки жажды. Да и голод давал себя чувствовать так, что тошнота подступала к горлу. "Скоро ли конец всем этим мукам?" - думала я, ощущая новый прилив злости. - "Погодите, желтые дьяволы, я еще покажу вам, что значит французская девчонка!" Но вот после нескольких переходов и лестниц мы очутились в помещении, похожем на камеру и на кабинет одновременно. Вся обстановка этой полукамеры состояла из небольшого письменного стола, пары стульев, сейфа в углу и широкой деревянной скамьи под стеной. Окон не было. Под потолком горела яркая лампа.
- Садись! - тюремщик кивнул на скамью.
Усталая от бесконечных переходов и переживаний ни о чем не думая, я с облегчением опустилась на скамью. . . и в тот же миг с пронзительным криком вскочила. . . Вся скамья была усеяна тонкими иголками, выступавшими на полтора-два сантиметра над поверхностью и заметные лишь при внимательном осмотре. Конвоир захохотал во все горло.
- Отдыхай, отдыхай! Или перина плохая? Ничего, переспишь пару ночей - привыкнешь.
Кровь бросилась мне в голову и в складках кимоно я нащупала рукоятку кинжала. Еще мгновение и свершилось бы непоправимое. Но дверь отворилась и в этот момент в помещение вошел пожилой японец в очках, в отлично пригнанной военной форме, с кожаной папкой под мышкой.
- Все шутишь? - и неожиданно нанес ему сильный удар по щеке.
"Капюшон" мгновенно вытянулся в струну.
- Еще раз повторится, сам сядешь сюда! - офицер показал на скамейку.
- Господин. . . - начал было "капюшон ", но офицер прервал его:
- Пшол вон!
Тюремщик щелкнул каблуками и выскочил за дверь.
- Простите, мадмуазель! Здесь произошло недоразумение.
Бросив папку на стол и пододвинув к нему стулья, он вежливо предложил:
- Садитесь, пожалуйста. Не бойтесь! Стул самый обыкновенный.
- И скамья у вас тоже самая обыкновенная, - со злостью сказала я.
Ягодицы у меня горели, и вовсе не хотелось садиться на какой-то стул.
- Еще раз приношу свои извинения, - сказал офицер. - Солдат будет наказан.
- Дайте мне воды, - попросила я. - С тех пор, как я нахожусь у вас, у меня во рту не было ни капли воды.
- И, очевидно, ни куска хлеба, - подхватил офицер. - Это наше упущение! Сейчас мы все поправим. Присядьте, пожалуйста!
Сквозь свои толстые очки он сочувственно взглянул на меня. Однако, я очень хорошо понимала . . .
его мнимое сочувствие. "Еще издевается, скотина," - подумала я. - "Ну, погоди!"
- Я хочу пить, - как бы не слыша слов японца, повторила я.
Офицер нажал кнопку, находившуюся на столе, и в ту же минуту показался "капюшон".
- Ужин для мадмуазель! - приказал . . .

офицер.
Несколько томительных минут прошло в полном, тягостном молчании. Наконец, на столе показался, прекрасно сервированный сытый ужин. Бутылка вина, и особенно графин холодной прозрачной, чистой воды, привлек мое внимание прежде всего. Я протянула руку к графину.
- Одну минуточку! - остановил меня офицер, убирая графин, - сперва - небольшой уговор. Будете отвечать на вопросы или нет?
Не мигая он глядел на меня сквозь толстые стекла своих очков. Злость помогала мне выдержать его взгляд.
- Я в ваших руках и ничего не могу поделать. Бороться у меня нет сил, - вяло проговорила я.
Стекла очков блеснули.
- Я хочу пить. У меня язык не ворочается.
Офицер кивнул головой и налил мне полный стакан чистой, холодной воды. О, с каким наслаждением я пила! Ничего вкуснее воды для меня не существовало. Я выпила один стакан, другой. . . Какое блаженство! Ах, если бы я еще могла сесть. . . Потом наступила очередь жаренной рыбы, салата, икры, холодного бифштекса - все я ела торопливо, с жадностью с удовольствием. Офицер молча наблюдал за тем, как я ем, и казалось, считал каждый кусок. Когда я насытилась, офицер молча нажал кнопку, и явившийся солдат быстро убрал все со стола. Приятное состояние сытности разлилось по всему телу и очень захотелось присесть. . . но, увы, это было невозможно. Офицер раскрыл папку, уселся поудобнее и приготовился писать, перед ним лежал лист чистой бумаги и он внимательно смотрел на меня. Я молчала. Пауза затягивалась. "Что то будет!?" - подумала я.
- Итак, будем молчать, мадмуазель? - прервал, наконец, затянувшееся молчание офицер. - Не советую. Мы умеем развязывать языки. . . И не вздумайте, что только этим. . . - он кивнул на скамью. - Это только детская игрушка по сравнению с тем, что вас ожидает. Вам понятно? Подумайте хорошенько. Ваша судьба в ваших руках. Вы еще молоды и вам нужно жить.
Он порылся в папке и протянул мне фотографию:
- Взгляните, это тоже была молодая и красивая девушка.
С фотографии на меня смотрела удивительно красивая японка. Огромные глаза, казалось, светились, каким-то мягким светом, великолепные волосы ореолом окружали ее точеную головку. Лицо ее было европейского типа и только чуть удлиненный разрез глаз выдавал ее японское происхождение. "Какая красавица" - подумала я. - "Но. . . "была". ., он сказал "была ". . ., значит. . . " - И мне стало страшно. Офицер внимательно наблюдал за мной, и казалось, читал мои мысли. Он вздохнул и сказал:
- Да, была. . . Она оказалась врагом Японии. И вот что с ней случилось.
Он протянул мне другую фотографию, взглянув на которую, я почувствовала, как тошнота подступает к моему горлу. Какой ужас! Страшное распухшее лицо, всклокоченные, редкие волосы, разбитый рот, изрезанные щеки, а глаза. . . нет! Я не могла смотреть. Мои нервы напрягались до предела. Офицер спокойно убрал фотографию и сказал:
- Я думаю, комментарии излишни?
"Ничего, возьми себя в руки, держись, не бойся. Они ничего тебе не сделают" - прозвучал у меня в голове голос проводника, - "Ты им нужна". Я вспомнила крепкое пожатие его руки и слова: "Везде есть мирные люди". . . Но ведь в записке тоже говорилось о "Мирных . . .

людях"! Значит. . . Мне стало легче. К тому же у меня кинжал. . . До меня начали доходить слова:
- . . . Борьба с нами невозможна. Вы понимаете, наша машина перемалывает и не такие куски, как вы. . .
Он говорил все это спокойным, монотонным голосом. Потом вынул вечное перо, что-то написал на бумаге и снова обратился ко мне:
- Итак, ваше имя?
- Вы его прекрасно знаете.
- Мадмуазель, прошу вас отвечать на вопрос, а то что мы знаем, вас не касается. Ваше имя?
- Элли Ришар. - Я решила отвечать на все вопросы, не относящиеся к делу.
- Где вы родились?
- Во Франции, в Марселе.
- Родились во Франции, а имя у вас английское. Почему?
- Не знаю.
- Кто ваша мать? Где она?. .
Вопросы сыпались градом и я едва успевала отвечать. Я сказала, что мать умерла, когда я была еще маленькой и помнить ее не могу. Рассказала, что у меня должен быть брат. Рассказала как погиб мой отец и что со мной было потом. Вопросам, казалось не будет конца, а я так устала, что едва держалась на ногах и мне трудно было сосредоточиться.
- Я вас прошу прекратить допрос. Сейчас я ничего не соображаю. Дайте мне отдохнуть.
Офицер на секунду задумался и нажал кнопку звонка.
- Хорошо, Идите и хорошенько поразмыслите обо всем. До свидания!
Пришел солдат и мы вышли в коридор. Ночь я провела в маленькой, но сносной камере. Узкая кровать и тощий тюфяк с колючим одеялом показались мне роскошью. Лежа на боку, я спала как убитая. Молодость брала свое. Она терпеливо переносила все невзгоды, а нервы успокоились во время сна. Проснулась я от того, что кто-то открыл дверь, вошел тюремщик все в том же капюшоне, поставил на столик кувшин с водой, миску, стакан молока и хлеб, и тот час вышел. Лязгнули замки и снова стало тихо. Плеснув себе в лицо пригоршню воды из кувшина, я съела свой жалкий завтрак и задумалась, как вести себя дальше. На что решиться, что говорить? Так ничего не придумав, я стала нетерпеливо поглядывать на дверь - мне захотелось в туалет. . . Я вертелась по камере, стараясь об этом не думать, сжимала по временам бедра, но вскоре от нестерпимого желания у меня даже вспотел лоб. . . Скрип открываемой двери показался мне музыкой.
- Мне нужно в туалет! - чуть не прокричала я тюремщику и замерла ожидая приговора.
Но он спокойно вывел меня из камеры и кивнул на дверь без окошечка, видневшуюся наискось через коридор. Не помню как я доплелась туда, как открыла дверь, забыв или не имея сил прикрыть ее за собой, и как одним движением опустила свои трусики и присела на корточки. . . Помню только необъяснимую минуту блаженства. . . Повеселевшая, я вышла оттуда, нисколько не заботясь о том, слышал или нет тюремщик то, что я там делала. "Опять допрос", - мелькнуло у меня в голове. Но теперь мы шли в другую сторону. Лестница вниз, опять тускло освещенный коридор. . . "Неужели меня здесь оставят?" И вдруг крик. Крик явно женский. Страшный, мучительный крик. . . Вот он перешел в животный визг и смолк. . . .

Меня вновь охватил ужас. . . "Лучше покончить с собой, чем слушать эти ужасные крики". Моя рука невольно нащупала кинжал, но тут я вспомнила слова: "Криков не бойся - это запись на пленку". У меня несколько отлегло от сердца. Но все равно страшно. Очевидно, они пугали меня, чтобы сломить сопротивление. Ну, что ж, буду терпеть сколько можно. Неожиданно тюремщик открыл какую-то дверь, втолкнул меня в проем и дверь за мной захлопнулась.
Очутившись одна в странной комнате, если это помещение вообще можно назвать комнатой. Окон . . .
не было, но помещение было хорошо освещено электрическими лампами. С потолка, на цепи свисал какой-то деревянный брусок с ввинченными в него металлическими кольцами. На мокром цементном полу, посередине помещения, виднелась канализационная решетка. У стены стоял низкий стол, обитый белой жестью, я неподалеку от него стояли странного вида стулья, изготовленные из железных прутьев. Чуть подальше виднелись совсем уж странные и неприятные предметы из дерева и железа. . . И дубинки и колья. . . И веревки, ремни, плети, прутья. . . Электрические шнуры, плиты, жаровни. . . Стены были покрыты серой масляной краской и кое-где на них торчали какие-то кольца, скобы, крючья. . .
Меня охватил необъяснимый ужас, все усиливавшийся. Чем больше я всматривалась в непонятные для меня предметы, тем ощутимее, как мне казалось, шевелились волосы у меня на голове и тем сильнее выступал у меня холодный пот на лбу. . . Я старалась не глядеть на эти предметы, но мои глаза невольно бегали по стенам. . . и тут я заметила слева от себя еще одну дверь. Что там? Собравшись с духом, осторожно я подошла к этой неплотно прикрытой двери. Я прислушалась. Ни звука. Открыть? Страшно. Мне чудилось, что за дверью меня ожидает нечто более страшное, чем даже в этой жуткой комнате. Но в последней оставаться тоже не было сил и я решилась. Толчком открыв дверь, я остановилась на пороге. Ничего страшного не произошло. Хорошо освещенная комната напоминала кабинет. Массивный письменный стол с телефоном, два кожаных кресла, приятной расцветки ковер на полу и даже две копии каких-то картин на стене - составляли обстановку этой комнаты - кабинета. За столом сидел человек и писал. При моем появлении он поднял голову и в нем я тот час узнала вчерашнего офицера-японца. Его очки с толстыми стеклами блеснули в мою сторону.
- Здравствуйте, мадмуазель! Я ждал вас, - вежливо произнес он, - проходите сюда! - Он указал на кресло и продолжал:
- Если вы будете благоразумны, то мы быстро закончим это дело и отпустим вас на все четыре стороны. А если нет. . . - Он многозначительно помолчал, - вам придется испытать несколько неприятных минут.
Он придвинул к себе чистый лист бумаги и взял перо. Сидя в кресле я лихорадочно соображала, что мне делать. Говорить или нет? Впечатления от соседней жуткой комнаты заставили меня колебаться, но вспомнив, что у меня есть кинжал, который в любую минуту я могу вонзить себе в грудь, я почувствовала себя сильнее.
- Господин офицер, а где господин Хаяси?
Меня очень интересовал этот вопрос. Хаяси я боялась больше всего. Тень неудовлетворения пробежала . . .

по лицу японца.
- Я не знаю никакого Хаяси. Вас передали министерству внутренних дел и, в частности, в мой отдел. И заниматься вами буду я.
- Кто передал? - в упор и быстро спросила я.
- М-м. . . Вас это не касается!. . . Впрочем могу сказать, что эта передача произошла по нашей инициативе. Отсюда сделайте вывод.
Офицер сделал паузу и добавил:
- Не исключен и обратный перевод. . .
Не зная, лучше это или хуже, но, поняв, что каким-то образом я выскользнула из когтей Хаяси, я вздохнула с облегчением и решила задать еще один вопрос.
- А как ваше имя, господин офицер, если конечно это не служебная тайна.
Офицер испытывающе посмотрел на меня.
- Меня зовут Одэ. Капитан Одэ, - повторил он. - Вы удовлетворены? Теперь разрешите и мне задать вопрос, - с легкой иронией спросил он.
Не знаю почему, но страх мой уменьшился. Одэ это все таки не Хаяси. И если так быстро меня выхватили из рук Хаяси, то очевидно, агенты министерства вели наблюдение за мной и я им была весьма нужна.
- Скажите, мадмуазель, - Одэ помолчав, как бы подбирая вопрос. - Заметка найденная вами в старых вещах, касается вашего отца. Вам понятен мой вопрос.
- Понятен. - ответила я, уже наметив себе линию поведения. - Да, она касается моего отца.
Очки капитана удовлетворенно блеснули. Он быстро что-то записал и в упор взглянул на меня.
- Вы умная девушка, мадмуазель, - сказал он.
"Да, не такая уж дура, как ты думаешь", - подумала я.
Капитан продолжал в упор смотреть на меня, как бы стараясь прочитать мои мысли и, наконец, спросил, раздельно произнося каждое слово:
- А что там было написано, - он впился в меня взглядом, ожидая ответа на главный вопрос.
- Видите ли, капитан,. . . - я смело посмотрела в его глаза. - Этот вопрос очень серьезный и мне надо хорошенько подумать, прежде чем на него ответить.
Глаза Одэ превратились в узкие щелки, но не один мускул не дрогнул на его лице. Он, очевидно, что-то заметил в моих глазах и медленно проговорил:
- Вам не удастся долго думать, мадмуазель. - Он слегка хлопнул ладонью по столу. - Мне придется применить более эффективный метод допроса.
Одэ снял трубку телефона. - Подождите, капитан! - быстро сказала я.
- Один вопрос. . .
Рука с трубкой опустилась.
- Господин Одэ, я что я получу взамен, если я отвечу на ваш вопрос.
Одэ бросил трубку на телефонный аппарат.
- Я же вам сказал, что вы получите полную свободу.
- А где гарантия того, что вы меня не уничтожите.
- Гарантия - мое слово! Слово капитана японской армии! - с пафосом воскликнул Одэ.
Однако, я спокойно взглянула на него и сказала:
- Господин Одэ, я не верю вашим словам. Мне нужна более веская гарантия.
Одэ взорвался. Он вскочил со стула и отвесил мне крепкую пощечину.
- Вот вам более веская гарантия. А ответ на свой вопрос я получу и без всяких гарантий!
Он снова потянулся к телефону.
- Господин Одэ, вы напрасно так разговариваете со мной! - в гневе я вскочила с кресла. - Если я слабая девчонка, попавшая к вам в когти, то . . .

поверьте мне, я очень хочу вырваться из этих когтей и эта возможность у меня есть. Да, у меня есть защита, господин капитан, и мышь не долго будет сидеть у вас в клетке!
Одэ с удивлением посмотрел на меня. Потом сел и спокойно спросил:
- Что это означает?
- Это всего обыкновенная гарантия жизни. Не верите, у меня есть все насчет всех ваших вопросов. . .
- Так что же вы хотите?
- Я хочу увидеться с Рэдом и после свидания с Рэдом, даю слово, отвечу на все ваши вопросы.
- Что еще за Рэд. Не знаю никакого Рэда! - прошипел Одэ. - И бросьте эти глупости. Я вам не мальчик и диктовать условия буду я!
- В таком случае ни на какие ваши вопросы я не отвечу, - тихо сказала я.
- Расколитесь!
Он снял трубку с телефонного аппарата.
- Привести связанных! - приказал он и положил трубку на место.
Сердце у меня забилось . . .
в предчувствии чего-то страшного.
- А теперь, мадмуазель, прошу вас пройти в ту комнату. - он указал на дверь в которую я пришла.
Одэ сам открыл дверь, вежливо пропустив меня вперед. Я снова очутилась в том жутком помещении, похожем на камеру пыток. Страх все больше сковывал меня и я не знала, на что решиться. Но и времени на размышления не было. Дверь в коридор отворилась, и в камеру ввели двух женщин, почти девочек. Их сопровождала группа из четырех мужчин, троих японцев и одного негра. Подобный наряд и вид негра заставил меня невольно попятиться.
- Завяжи ей руки - приказал стоявший позади меня Одэ.
Один из японцев моментально связал мне кисти рук и еще прижал их веревкой к спине. В камеру вошли еще трое мужчин в масках а за ними ввели двух каких-то оборванцев и еще одного пожилого мужчину. Их сопровождали четверо солдат в капюшонах. Одэ остановился у одной из женщин:
- Так кто же был у вас из присутствующих?
- Клянусь, господин, я никого не знаю!
Молодая японка энергично вскинула в подтверждение своих слов красивую голову.
- Так. . . А ты знаешь кто у вас был.
Одэ вперил свой взгляд в девочку лет двенадцати, повидимому, дочь молодой японки. Девочка испугано переводила глаза с Одэ на мать и молчала.
- Хорошо, - сказал Одэ. - Сейчас припомнишь! И ты тоже! - метнул он взгляд на японку.
- О, господин, клянусь!. . .
- Молчать!
Одэ повернулся к ожидавшим его приказаний троим японцам в масках.
- Кровать и диван! - приказал он.
Мужчины, сопровождавшие женщин, довольно переглянулись. Ужасный негр оскалился и хмыкнул.
- У вас в Европе, мадмуазель, день всегда начинается с трудного, тяжелого, а заканчивается удовольствием. Мы же, наоборот, начинаем с приятного. А уж затем. . .
- Одэ кивнул на жуткие предметы, заполнявшие камеру.
Трое в масках вытащили из угла и поставили на середину камеры "кровать" и "диван", назначения которых, особенно "дивана", я совершенно не могла понять. Очевидно, только в насмешку можно было назвать "диваном" сооружение, ничего общего с диваном не имевшее. Это было нечто вроде невысокого столика с покатой поверхностью, по краям которого были прикреплены какие-то полувалики. На ножках и с боков . . .

столика свисали ремни. Протяжный крик прервал мои наблюдения и мысли. Двое в масках уже тащили отчаянно отбивавшуюся от них молодую японку к "дивану". Третий, оторвав девочку от матери, тащил ее к "кровати". По знаку Одэ все четверо мужчин, сопровождавших женщин, тут же при всех разделись, оставшись только в коротких рубашках и ботинках.
- Можете полюбоваться, мадмуазель!
Одэ кивнул мне на голых мужчин.
- Сейчас начнется прелюдия, в которой примете участие и вы. Начнем с удовольствий.
Мажду тем двое сильных и ловких палачей, стащив с японки трусики и забросив платье ей на спину, уже пристегивали ее к "дивану". Ее нижняя часть живота оказалась прижатой к валику, расположенному у приподнятого края поверхности столика так, что ее задница оказалась высоко приподнятой, а плечи и грудь низко опущенными. Другой, нижний валик упирался ей в подбородок и приподнимал ее голову. Ее ноги были перехвачены у коленей ремнями, сильно разведены в стороны и прикреплены к ножкам "дивана". Опущенные вниз как бы обнимавшие стол, руки так же были перехвачены ремнями. Наконец, широкий ремень, наброшенный на нижнюю часть спины и туго притянутый, плотно прижимал ее живот к столу и еще выше приподнимал ее задницу. Японка продолжала кричать, биться, но изменить положение своего поднятого, до предела раскрытого зада не могла. К ней приблизился один из четырех, высокого роста и с мрачной физиономией, японец, стал позади ее и принялся ощупывать ее бедра. Его член был напряжен. . . Другой, из той же группы, японец лег спиной на "кровать", поставленную перед глазами привязанной к "дивану" японки и тот час на него положили девочку, предварительно оголив ее ноги и таз. Ее привязали так, что она, казалось, обняла руками и ногами лежавшего под ней мужчину. Девочка слабо вскрикивала, бессильно дергалась. Ее мать выла, выкрикивала слова мольбы, клятв. . .
Все мое тело била мелкая дрожь и начинали стучать зубы. . .
Я не заметила, как в комнату вошли две молоденькие японки, одна из которых подошла к "дивану" и, по-видимому, какой-то мазью натерла половые губы привязанной японки и затем этой же мазью натерла длинный член стоявшего у своей жертвы японца. Другая же, незаметно для меня вошедшая японка, присела на корточки у "кровати" и ее маленькая ручка затерялась между раздвинутыми ножками девочки, натирая ее половые органы мазью.
Один из японцев в маске расположился с плетью у "кровати" поглядывая на маленький зад девочки.
Я взглянула на мать девочки. . .
Ремни впились в ее руки и ноги, мускулы ее тела натянулись и дрожали от напряжения. . . А в ее тело входил длинный член садиста. . . медленно. . . с какой-то дьявольской выдержкой. . .
Ноги у меня подкосились и я едва не свалилась на пол, но Одэ подхватил меня за веревки, опутывающие меня, и спокойно сказал:
- Это прелюдия только, мадмуазель! Маленькая, маленькая прелюдия. . . Но если она вам, то только одно ваше слово и вы будете свободны. И эти тоже, - он кивнул на несчастных. - А пока любуйтесь!. . . Что такое?. . .
Японка в маске смотрела на него, держа в руке вялый член японца, лежавшего на "кровати" под девочкой:
- Развязать! - в бешенстве заорал . . .

Одэ.
Девочку быстро отвязали и лежавший под ней японец, испуганно глядя на Одэ, поднялся на ноги.
- Ты что? - обрушился на него Одэ, с размаху нанося ему удары по щеке.
- Ты опять, скотина, имел женщину!
Шатаясь японец отрицательно покачал головой.
Одэ окинул взглядом третьего японца из вошедших в камеру первой группы и негра.
Я подняла глаза и невольно заметила эрекцию половых органов у обоих. У негра был какой-то отвратительный, огромного размера черный обрубок.
Оскалясь негр ткнул себя пальцем в грудь, кивая на девочку у "кровати".
- Нет! - сказал Одэ. - Услаждать тебя будет вот эта мадмуазель! - Одэ кивнул на меня.
Член у негра вздрогнул, приподнялся, а его рот растянулся в такой плотоядной гримасе, что все мое тело содрогнулось от ужаса. По знаку Одэ на "кровать" начал умащиваться третий японец, а на него вновь начали растягивать девочку.
- А ты погоди, - крикнул Одэ высокому японцу, который наклонившись над привязанной японкой, совокуплялся с ней, наслаждаясь ее воплями.
- Будьте внимательны, мадмуазель, - говорил Одэ, - Сейчас вам будет представлена возможность самой испытать обе эти спальные принадлежности после этой девочки и ее матери. И кавалер у вас будет подходящий. А они тем временем перейдут на следующую ступень. Там уже наверняка заговорят. . . А нет, что ж. . . еще есть двенадцать ступеней. . . .
. .
Одэ говорил и одновременно знаками руководил своей "прелюдией". Один из "капюшонов" отодвинув от стены какое-то кресло, оббитое блестящими желтыми пластинками, и стал прилаживать к нему провода и металлические приспособления. Другие "капюшоны" возились со своими арестованными, приготовляя их к чему-то. . .
- После девочки ваша очередь, мадмуазель. Или может быть. . .
"Лучше смерть", - подумала я, - "чем доставаться этим палачам. Этот негр. . . Нет, нет!. . . Все что угодно. . . Впрочем, это ведь только прелюдия. . . А пыток мне не выдержать. . . "
Меня бил озноб, по спине бегали мурашки, на лбу выступили капли холодного пота. На мгновенье я представила себе, как меня будут растягивать на этой "кровати", на груди и животе этого чудовища, а мерзавец Одэ. . .
"Нет, этого я не выдержу!"
Голова стала заволакиваться туманом, я почувствовала, что скоро упаду в обморок.
- У меня затекли руки, и кружится голова, - пробормотала я. - Дайте мне воды.
- Вы будете говорить?
- Да, только отпустите меня.
Очки Одэ торжественно блеснули.
- Освободите ее! - приказал он.
И вот мои руки свободны, пальцы шевелятся. . .
Возле кровати возня прекратилась в ожидании приказаний Одэ и только высокий японец не в силах был оторваться от насилуемой им беспомощной жертвы. . . В этот момент я заметила близко ко мне приблизившегося солдата в капюшоне. То ли он недавно вошел, то ли он был один из группы ранее вошедших, я не знаю, но бросив на него мимолетней взгляд я заметила у него неприкрытый капюшоном рассеченный подбородок.
"Боже!" - Я чуть не уронила кинжал, который нащупала и сжимала под своим кимоно. "Спокойно, спокойно!" - успокаивала я себя.
Одэ поднес к моим губам стакан с водой.
Несколько глотков освежили меня. В голове прояснилось.
"Человек с рассеченным подбородком мой друг, но помочь мне он не сможет. Его жертва для меня будет бессмысленна. Она мне не . . .

нужна!"
- Ну как, мадмуазель? - торопил меня мерзавец.
"А вот сейчас узнаешь!" - подумала я. - "Один удар ему, другой себе. Только бы успеть. "
Ноги плохо держали меня, но присутствие человека с рассеченным подбородком как-то поддерживало меня. Приблизившись вплотную к Одэ, как бы желая сообщить ему что-то, я собрала все свои силы и вонзила ему кинжал в живот. . . Но вытащить его уже не смогла. . . Одэ зашатался и с хрипом упал. Один из палачей с кривым ножом в руке бросился на меня. . . Падая и теряя сознание я еще видела поднятую руку человека с рассеченным подбородком и слышала его предостерегающий крик:
- Только живую!




Отзывы и комментарии
Ваше имя (псевдоним):
Проверка на спам:

Введите символы с картинки: